Время и мы. № 45 (1979)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Ефим ЭТКИНД. Двадцать лет спустя. О Василии Гроссмане
• Василий ГРОССМАН. Судьба комиссара Крымова
• Юрий ДРУЖНИКОВ. Смерть Федора Иоанновича

ПОЭЗИЯ

• Владимир АДМОНИ. Реквием
• Юрий ИОФЕ. Двадцатый век
• Рина ЛЕВИНЗОН. Сочетанье глагола с бедой

ПУБЛИЦИСТИКА, КРИТИКА

• Соломон ЦИРЮЛЬНИКОВ. Больная экономика Израиля
• Александр ШТРОМАС. Мир Александра Галича
• Виктория ШВЕЙЦЕР. Дымшиц и Мандельштам
• Дора ШТУРМАН. Далекие и близкие Андрея Седых

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Анатолий ЛИМБЕРГЕР. Последняя сессия
• М. РЕЙМАН. Шахтинское дело

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Лев СТРУВЕ. Олег Бранд

ПОЧТА РЕДАКЦИИ

• Иона БАХУР. Замкнутый круг

ВЕРНИСАЖ "ВРЕМЯ И МЫ"

• Диалог "художник-зритель"

ФРАГМЕНТ ИЗ СТАТЬИ М. РЕЙМАНА

Правы были, очевидно, те из современников, которые по­лагали, что Шахтинское дело возникло первоначально по ини­циативе местных органов ОГПУ. Его причины следует искать в специфических условиях тогдашнего Донбасса.
"Донуголь" считался одним из лучших советских промыш­ленных объединений. Тем не менее, рост производства в Дон­бассе сопровождался сложнейшими проблемами. Ряд шахт и шахтных участков из-за недостатка средств не эксплуатиро­вался, они были заброшены или затоплены. Донбасс стоял на одном из первых мест в СССР по количеству несчастных случаев, в том числе и случаев со смертельным исходом. Внедрение новой техники нередко наталкивалось на сильное сопротивление рабочих. Ощущалась нехватка квалифицированного персонала, инженеры и техники были перегружены, и это не могло не сказываться на общих условиях производ­ства. Нарушалось трудовое законодательство. Невыносимыми были жилищные и бытовые условия, на улучшение которых не оставалось ни сил, ни средств.
Современники утверждали, что Донбасс снабжался хорошо только водкой. Пьяные драки, скандалы и поножовщина были самым распространенным явлением. Бухарин будет позднее патетически восклицать, что "нужно было быть ге­ройски настроенными рабочими Донецкого бассейна, чтобы вынести все то, что им пришлось вынести".
В конце 1927 года в Донбассе непрерывно вспыхивали конфликты и стихийные забастовки. Росло озлобление про­тив администрации и инженерно-технического персонала. Курс руководства ВКП (б) на борьбу с оппозицией приводил к почти полному зажиму внутрипартийной жизни. Кадровая политика вела к выдвижению на руководящие посты демора­лизованных людей. А.С. Бубнов, в качестве эмиссара ЦК ВКП (б), а затем и партийная комиссия в составе Ярослав­ского, Молотова и Томского установит позднее моральное разложение партийной верхушки ряда районов Донбасса, беспробудное пьянство, злоупотребления властью, насилия над женщинами.
Некоторые рабочие, отчаявшись добиться устранения непо­ладок, особенно несчастных случаев, обращались с заявления­ми в органы ОГПУ. С другой стороны, органы ОГПУ, кото­рым не удавалось справиться с растущей волной недовольст­ва, хватались за любую возможность представить рабочим виновников их тяжелого положения.
Первые дошедшие до нас сведения о расследовании по делу контрреволюционной организации, занимающейся в Донбассе вредительством, относятся к осени 1927 года. К вес­не 1928 года в Донецком ОГПУ уже, очевидно, накопилось известное количество дел инженеров и техников, попавших в сети следствия за разные упущения по службе и неполадки на шахтах. Ход расследования нам неизвестен, но можно пред­полагать, что следователей не удовлетворяли простые и банальные объяснения. Речь шла прежде всего о "классово-чуждых элементах". Постепенно накапливались нужные по­казания. Дело, однако, не получало ходу: результаты следст­вия расходились с линией партийного руководства по вопро­су о специалистах.
Дальнейшие события известны также лишь частично. Со­гласно одной из версий, уполномоченному ОГПУ по Север­ному Кавказу Е.Г. Евдокимову удалось пробиться к Сталину, который санкционировал дело. По имеющимся в нашем рас­поряжении материалам, пальма первенства принадлежала украинскому ОГПУ. Так или иначе, несомненно одно: когда в начале марта вопрос о Шахтах встал на Политбюро, часть его членов имела уже сформировавшееся мнение, другая же была плохо информирована и застигнута врасплох.
Политбюро были, очевидно, предложены показания две­надцати арестованных. Говорилось о причастности к делу не­мецких инженеров и техников, о связях с заграницей, с быв­шими владельцами шахт и с "контрразведками", о вреди­тельстве, о подготовке поражения СССР в будущей войне, о возмутительном обращении с рабочими.
Сомнения в достоверности "заговора" высказывал Рыков. Его, по всей видимости, поддерживал Калинин, а также неко­торые другие члены руководства. Возникал вопрос (он будет долго мучить некоторых членов Политбюро), "как это никто ничего не заметил". Менжинский авторитетом ОГПУ гаранти­ровал правильность сведений. В этой связи, очевидно, говори­лось о невыясненных пожарах и авариях на других крупных предприятиях, высказывались предположения, что их причи­ной была также вредительская деятельность. Тогда же было решено придать делу широкую огласку и организовать судеб­ный процесс. Сталин или, возможно, кто-то из его сподвиж­ников, предложил, чтобы общественность информировал в качестве Председателя СНК Рыков. Это был ход конем. Рыков скрепя сердце дал согласие. Путь отступления для умеренной группы в Политбюро был отрезан.